Наши туры в Тибет.
…и страна зовется
    Тибетом

© А.Д. Цендина

«Зенит»

Итак, сто лет войн, не всегда успешных и победоносных, но всегда упорных, отражают постоянный экспансионистский импульс, который был присущ тибетскому государству во второй половине VII и в первой половине VIII в. Оно все расширялось. Но своего расцвета достигло в последующие сто лет. Их называют «зенитом» Тибетской империи. Этот период связан прежде всего с именем Кхрисрондэцзана (742-797), который вступил на царский престол в 755 или 756 г.

Сначала — о его военных победах. Иногда при чтении тибетских летописей возникает странное впечатление, будто тибетские цари завоевывали одни и те же территории по нескольку раз. «Намрисронцзан завоевал Аша, Сронцзангампо завоевал Аша, Кхрисрондэцзан завоевал Аша…» Что же это за завоевания такие? Действительно, с одной стороны, каждый новый царь был вынужден подтверждать свои права на территорию всей империи и свою власть, так как смерть его предшественника вселяла в подчиненные народы неясные надежды и толкала их на действия — восстания, войны. С другой стороны, если при одном царе была завоевана деревня Аша на одном берегу реки, а при следующем — на другом, то летописи, конечно, писали, что и в том и в другом случае «весь народ Аша обрел счастье и покой, присоединившись к великому владыке…» Все это я говорю, чтобы подчеркнуть: при Кхрисрондэцзане тибетские войска дошли до таких мест, куда до этого действительно не ступала нога тибетца. Но рассмотрим чутьчуть подробнее традиционные направления тибетского продвижения.

Танский Китай переживал в это время сильные потрясения. Во-первых, это были внутренние беспорядки, и в частности известное восстание Ань Лушаня в 755 г. Во-вторых, усиление арабов, которое привело к упрочению их позиций в Центральной Азии и практической потере ее восточной части китайцами. Это стало «звездным часом» для тибетцев — арабы были еще не на вершине своего могущества, а китайцы — уже на спаде.

В 763 г. тибетцы вошли в столицу танского Китая, Чанань. Пробыли всего 15 дней, но разве это важно? Вошли же. Кроме того, успели за это время сменить там императора и получить от Мето грамоту о готовности платить ежегодную дань. Тибет был не настолько силен, чтобы поработить Китай, а Китай — не на- столько слаб, чтобы позволить это сделать. Ну и слава Богу. Оставаться в побежденном Китае опасно, как показал опыт более поздних завоеваний этой страны монголами и маньчжурами, которые перенесли туда свои ставки и постепенно частично или полностью окитаились.

В 783 г. Китай и Тибет заключили мирный договор, в котором было закреплено право Тибета на территорию современной провинции Ганьсу и значительную часть провинции Сычуань. Заняв Ганьсу и отрезав таким образом китайские гарнизоны в так называемом Китайском Туркестане от Центрального Китая (а Ганьсу как раз находится между ними), тибетцы присоединили и эти территории  — в который раз и теперь уже до середины IX в. В этот период тибетцы даже помогали китайским властям подавлять восстания. Мир с Китаем был, правда, недолгим.

Тибетцы вторглись в Индию и перешли Ганг. Речь шла как будто о походе за буддийскими реликвиями для первого монастыря Тибета. Но, видимо, поход был организован так основательно, что правители Магадхи бежали, а после этого вторжения княжества на севере Индии стали данниками Тибета. Не случайно арабские историки называли Бенгальский залив Тибетским морем. Между прочим, Аральское море они обозначали как Тибетское озеро [Shakabpa 1967, 44], а мост через Амударью — Тибетские ворота [Hoffmann 1990, 383], а это говорит о том, что тибетская армия продвигалась и на запад — по Памиру до Амударьи.

Были и поражения, обусловленные распадом союзнических отношений с арабами и юго-восточными княжествами Наньчжао. И те и другие были озадачены стремительным расширением Тибетской империи. Гарун аль-Рашид (более известный как изнеженный герой сказок Шехерезады), придя к власти в Арабском халифате в конце VIII в., немедленно порвал отношения с тибетцами и заключил альянс с Китаем. А Имэусин, вождь Наньчжао, под предлогом того, что идет с армией на помощь своему союзнику Тибету, напал на тибетский отряд и перебил много воинов, после чего тоже установил дружественный союз с Китаем. Все это, с одной стороны, свидетельствует о слабости Тибета, а с другой — о его силе. Двум могущественным державам региона — танскому Китаю и Арабскому халифату пришлось подружиться и взять в союзники разнообразные мелкие княжества, чтобы сдержать экспансию тибетцев.

Традиция считает Кхрисрондэцзана вторым после Сронцзангампо величайшим царем Тибета, и тоже — не за военные победы, а за покровительство буддизму. Как и большинство царей мира, он получил престол благодаря тому раскладу сил, который случился во время смерти его предшественника. А расклад был таков, что, когда убивали его отца, хотели убить и сына, но это не удалось, о чем можно прочитать на стеле, воздвигнутой самим Кхрисрондэцзаном [Shakabpa 1967, 40-41]. Главная борьба развернулась тогда между пробуддийской и антибуддийской партиями. Политическое противоборство вышло на новое, религиозное поле. Впрочем, возможно, так трактует обстоятельства лишь позднейшая буддийская историография, для которой другого поля и не существует, а современная историческая наука никуда не может уйти от нее.

Еще в конце правления Мэагцома некоторые вельможи стали выказывать большое недовольство буддизмом. Начались настоящие гонения на буддийское вероучение, а это верный знак того, что оно реально стало распространяться в стране. В Тибете появилось много буддийских монахов, бежавших от арабов-мусульман, стремительно завоевывавших традиционно буддийские страны на западе Центральной Азии. Когда от оспы умерла китайская жена Мэагцома, Кимшенг, эти вельможи объявили, что она заразилась от буддийских монахов и их всех надо немедленно изгнать. И их всех немедленно изгнали. Поэтому Кхрисрондэцзан в первое время никак не выказывал своей симпатии буддистам и старался относиться ровно и к буддизму, и к бону.

Когда же настало время выбирать, т.е. когда Кхрисрондэцзан почувствовал себя достаточно уверенно, он выбрал буддизм. Наверное, он на самом деле был истовым буддистом. Во всяком случае, об этом свидетельствуют его эдикты. Но была и другая причина. Буддизм в это время не успел еще стать самостоятельной политической силой. На тибетской арене он был новым явлением, не зависевшим от аристократических семей, кланов. Кроме того, эта сила была, несомненно, «на взлете». Буддийскую партию мог строить сам царь, и он начал ее строить. Прежде всего царь приблизил к себе людей, страстно приверженных буддизму. Таким был его знаменитый министр Бал-Салнанг, которого еще во времена правления Мэагцома отправили в Китай изучать буддийские тексты. Правда, вернулся он, по-видимому, рановато, когда буддизм еще не занял прочного положения в царской ставке. Так что Кхрисрондэцзану пришлось удалить его из Лхасы, где как раз разгоралась нешуточная борьба. Бал-Салнанг был назначен министром в отдаленный округ Манъюл на границе с Непалом. Оттуда можно было свободно посещать Индию и Непал, что он и делал, изучая и собирая буддийскую литературу, встречаясь с буддийскими учеными и проповедниками.

Вслед за этим Кхрисрондэцзан стал освобождаться от влиятельных вельмож из могущественных кланов, сопротивлявшихся его начинаниям. Например, всесильный министр Машанг был устранен довольно изощренным способом. Молодые сановники, поддерживавшие царя, подкупили оракула, чтобы тот сделал «правильное» предсказание. Оракул, как все придворные священники, был человеком понятливым. Он объявил, что грядет эпидемия и для спасения от нее царя и царства нужно, чтобы двое подданных очень высокого ранга пожертвовали собой и замуровали себя в царской гробнице, по одной версии — на три месяца, по другой — навсегда. Мол, такой выкуп демонам спасет страну. Выбор пал на Го-Кхризанга (который все это и подстроил) и Машанга. Го-Кхризанг, конечно, выбрался, а Машанг, конечно, нет… Современные историки пишут, что этот эпизод объясняется древним тибетским обычаем «хоронить» верных министров вместе с умершим царем. Министров не погребали реально, а оставляли хранителями гробниц. Их называли «умершими», они не могли ни с кем видеться, но им приносили еду, снабжали всем необходимым [Shakabpa 1967, 35-36, SnellgroveRichardson 1995, 52]. Даже если такой обычай и существовал, Машанг, по-видимому, был убит все-таки по-настоящему.

Развивая достигнутый успех, царь стал создавать в Тибете буддийскую церковь. Бал-Салнанг пригласил прославленного буддийского ученого Шантиракшиту из знаменитого религиозного центра Викрамашила, расположенного на территории современного Непала. Тот принял приглашение и стал читать проповеди царю и его приближенным. Однако многие сановники были недовольны особым положением и влиянием Шантиракшиты. Кхрисрондэцзан был вынужден посоветовать ему вернуться на родину, так как «старые боги Тибета гневаются и насылают бедствия на страну». Уезжая, ученый порекомендовал тибетским буддистам пригласить другого известного проповедника, но уже тантрического толка — Падмасамбхаву, «который сможет подавить старых тибетских богов». Так и сделали. В 762 г. в Лхасе появился Падмасамбхава. Здесь, наверное, следует сделать отступление и рассказать, что такое тантризм и чем отличалось учение Шантиракшиты от проповеди Падмасамбхавы.


Oтступление вынесено на страницу Тантризм.

После того как Падмасамбхава «покорил демонов Тибета и обратил их в свою веру», туда уже свободно прибыл Шантиракшита. Втроем с царем они, поддержанные верным буддийским окружением, приступили к строительству первого тибетского монастыря — Самъе. Архитектурный комплекс Самъе сохранился до сих пор, пережив многие страшные события. Он и теперь поражает своим величием. Монастырь был построен на левом берегу Цангпо южнее Лхасы; одни историки утверждают, что в 763, другие — в 775, третьи — в 787 г. Многие участвовали в строительстве. Например, жены Кхрисрондэцзана жертвовали средства на постройку отдельных храмов. Кстати, такой способ возведения религиозных построек сохранился чуть ли не до наших дней. Легенда рассказывает, что местные демоны были враждебны к строительству и ночью разрушали то, что было построено за день. Пришлось и на этот раз вмешаться Падмасамбхаве с его умением подавлять демонические силы.

Монастырь в Самъе
Первый тибетский монастырь Самъе

Стены были возведены, и тогда Кхрисрондэцзан пригласил двенадцать монахов из Кашмира и — что важнее — семь первых юношей-тибетцев, которые получили посвящение в монахи от Шантиракшиты. Работа закипела. Она сводилась к переводу буддийских канонических текстов с разных языков, в основном с китайского и санскрита. К данному периоду относится появление знаменитых ученых-переводчиков. Сначала это были преимущественно иностранцы, но вскоре над переводами стали трудиться и тибетцы. Среди них главное место занимает, наверное, Вайрочана. Он побывал в Индии, Китае, Хотане, где познакомился с буддийской литературой и разными направлениями учения. Вернувшись в Тибет, он стал приближенным царя. В это время бонцы были еще сильны, и они обвинили Вайрочану в том, что он проповедует неправильный буддизм, имеет сношениях черными силами и находится в связи с одной из жен Кхрисрондэцзана, за что потребовали его смертной казни. Царю пришлось применить хитрость — казнили совсем другого человека, а монаха сослали в Кхам. (Между прочим, это содействовало распространению учения в Кхаме, на востоке империи. Вот какие исторические последствия может иметь неверность царицы.) Потом партия буддистов победила, и проповедь Вайрочаны была признана правильной. Он был возвращен в Самъе, где стал трудиться вместе с известным ученым-буддистом Вималамитрой, переводчиками Джнянакумарой, Гавабалцэгом, Чогро-Луичжалцаном и др., чьи имена и ныне стоят в тибетском каноне.

Появление большого числа буддистов, а кроме того, монашеской общины заставило Кхрисрондэцзана задуматься над их положением. Все-таки это были его верные соратники. И главная поддержка. В конце VIII в. он издал эдикт, в котором объявил буддизм государственной религией. Государство обязывалось помогать буддийским монастырям пищей и одеждой для монахов, бумагой и чернилами для религиозных служб и ученых занятий и пр. Были выделены специальные семьи, которые снабжали монахов всем необходимым, например к Самъе «прикрепили» 150 таких семей.

Государственный патронат буддийской церкви сразу обострил борьбу различных течений в ней. Надо же было объяснить царю, какое направление — самое «верное», чтобы он патронировал именно его. Пиком этой борьбы стал знаменитый диспут в Самъе. В нем противостояли друг другу индийские проповедники и китайские буддисты, влияние которых было значительным в Тибете. Но вылилось это в теоретические споры представителей китайского чань-буддизма во главе с китайским монахом Хэшаном и сторонников махаяны, руководимых учеником Шантиракшиты Камалашилой. Предмет диспута касался проблемы пути к просветлению. Махаянисты говорили, что надо совершать благие дела, всеми силами души и тела отдаваться религиозной практике, а чань-буддисты утверждали, что просветления может добиться всякий и моментально благодаря психофизическому умению преобразовывать «свет будды», который есть в каждом живом существе. Невооруженным глазом видно, что идеи о моментальном просветлении нисколько не противоречили индийскому буддизму, в частности его тантрическим представлениям, а позже вошли во многие его практики, например в известное направление цзогчен.

Но политика есть политика. И одна сторона должна была победить, а другая уйти. Победителем оказался Камалашила. По крайней мере так повествует традиционная тибетская историография. Правда, китайские источники говорят, что в действительности царь поддержал Хэшана. А некоторые ученые утверждают, что диспута не было вообще, и это — выдумки более поздних «творцов истории». Однако ясно одно — победила индийская партия. Трудно сказать, явился ли сам диспут поворотным пунктом в развитии буддизма в Тибете или он лишь продемонстрировал этот поворот, но индийское «направление» в буддизме, а значит, и в культуре с этого времени значительно усиливается, несмотря на то что, как пишет Дж.Туччи, первоначально тибетцы в буддизме «имели дело, может быть, больше с китайским и центральноазиатским влиянием, чем с индийским» [Tucci 1980, 2].

Эпоха Кхрисрондэцзана славна не только расцветом буддизма и военными завоеваниями. Это был действительно «золотой век» Страны Снегов. Тибетцы разработали новый кодекс, где, в частности, подробно расписали правила различных денежных операций, а попросту — дачи денег в долг, оплаты труда и т.д. Развивались ремесла, торговля. При дворе царя трудились персидский, индийский и китайский врачи, переводились западные медицинские трактаты. В связи со строительством большого количества монастырей, дворцов, религиозных сооружений начался расцвет архитектуры и искусства.

Но всему приходит конец, и царь умер. Смена правителей всегда чревата сгущением событий. Интриги, соперничество, тайные заговоры… Не стал исключением и уход Кхрисрондэцзана. Он тоже сопровождался бурными событиями, о которых мы, правда, в большой степени только догадываемся. В общих чертах случилось вот что. У царя было пять жен. Некоторые из них — истовые буддистки, другие — кажется, равнодушные к религии, а одна, как водится, — бонка. Эта бонка, Мачжал-Цокарма, была сильной и властной женщиной. Явно не без ее вмешательства царь Кхрисрондэцзан — великий и могущественный! — ушел в отставку и передал трон сыну от Мачжал-Цокармы, Мунэ-Цзанпо, а вскоре и вовсе сошел в могилу (по слухам, будучи отравленным).

Время правления Мунэ-цзанпо и его продолжительность точно неизвестны. Одни источники говорят, что он находился на престоле девять месяцев, другие — полгода, а третьи — семнадцать лет. Одни считают, что это было в 786-787 гг., их оппоненты указывают на 780-797 гг. Мунэ остался в истории благодаря одному замечательному предприятию. Он решил уравнять бедных и богатых и повелел разделить все имущество и земли между всем народом поровну. Летописи рассказывают, что когда царь спросил своих сановников, как идет его реформа, они доложили, что богатые стали еще богаче, а бедные — еще бедней. Царь повелел повторить все сначала. Безрезультатно. Так он поступал три раза, пока родная матушка не отравила его ядом. Ученые говорят, что реформы были предприняты для того, чтобы ограничить влияние богатых аристократических семей, хотя многие усматривают в этом экстравагантном поступке тибетского царя элементы раннего социального идеализма.

Некоторые тибетские историки приводят иные объяснения причин отравления Мунэ. Известно, что одна жена Кхрисрондэцзана была молода и удивительно хороша собой. Поэтому она вызывала ревность у других цариц и, конечно, у могущественной Мачжал-Цокармы. Умирая, Кхрисрондэцзан попросил Мунэ жениться на своей будущей вдове, чтобы уберечь ее от возможных козней Цокармы. Мунэ женился, но выполнить завет отца не смог, так как его мать предпочла отравить и сына, только бы извести соперницу. У нее были и другие сыновья, один из которых мог стать царем, так что ничего страшного не случилось. К власти пришел Садналэг, младший сын Цокармы.

Садналэг занял престол в 799 г. или чуть позднее. Точно известно, что в 804 г. он был царем (на это указывают китайские и тибетские хроники). Умер он в 815 г. Время правления Садналэга примечательно тем, что буддийские монахи впервые стали занимать официальные посты в государственной администрации. И раньше при дворе были влиятельные буддисты, которых приближали к себе цари и к советам которых внимательно прислушивались. Но при Садналэге уже двое из четырех главных министров были буддийскими монахами. А всех своих жен и министров царь заставил дать клятву в верности Учению, что было отражено на очередной стеле.

Покровительство буддизму продолжалось и при Кхрицугдэцзане, сыне Садналэга, больше известном под именем Ралпачан (815-838). Говорят, он был слабым и болезненным правителем. Все дела по управлению страной он отдал на откуп своим министрам. Сам же всей душой предавался занятиям буддизмом. При нем была организована комиссия по исправлению старых переводов буддийских текстов, в которую вошли трое маститых индийских пандитов, приглашенных царем, — Шилендрабодхи, Джинамитра, Данашила, и переводчики; многие из них начинали свою деятельность еще при его дедушке — Чогро-Луичжалцан, Гавабалцэг и др. Эта комиссия разработала единую терминологию, которую закрепил знаменитый санскритско-тибетский словарь «Источник мудрецов». Буддийские монахи получили различные привилегии. Каждого монаха были обязаны содержать семь семей. Царь строил храмы и монастыри. Легенды рассказывают, что Ралпачан завел такой обычай — к его волосам привязывали широкие и длинные ленты, на которых во время аудиенции рассаживались монахи. Это был знак того, что царь почитает буддийских священнослужителей выше своей головы. (Собственно говоря, от этого произошло и его имя: «Ралпачан» означает «Тот, кто имеет локоны».) Правда, этот обычай как-то не прижился.

Период правления Мунэ-цзанпо, Садналэга и Ралпачана считается временем могущества Тибетской империи. Ее границы простирались от городов бассейна Тарима до Ганга, от Центрального Китая до Памира. В 822 г. с Китаем был вновь подписан мирный договор, подтверждавший границы, указанные в договоре 783 г., и называвший Китай и Тибет равными великими державами (а китайские императоры, как известно, только в крайнем случае шли на признание кого-то равными себе). Были и новые военные походы. Сражаясь с арабами, тибетцы доходили до Самарканда. Культурная жизнь бурлила! Перевод и составление канона, строительство монастырей, расцвет живописи и скульптуры, распространение образования и т.д. Все это так. Однако это был уже колосс на глиняных ногах. Когда убили Ралпачана, он рухнул. А ведь сколько до этого убивали тибетских царей — и ничего.

На этот раз междоусобицы и борьба кланов вылились также в религиозную войну. За покровительство буддийской религии тибетцы называют Ралпачана третьим после Сронцзангампо и Кхрисрондэцзана величайшим царем. Но царь насаждал религию, которая ставит милосердие своей главной целью, совсем не милосердными методами. По его приказу всем, кто неласково посмотрел на буддийского монаха или показал на него пальцем, вырывали глазные яблоки и отрубали пальцы. Что уж говорить про тех, кто открыто боролся с буддизмом! При Ралпачане буддисты действительно стали мощной политической силой, новым влиятельным классом. Естественно, приверженцы бона — представители консервативной аристократической партии — не могли смириться с таким положением вещей. Начались распри. Сначала был. вынужден бежать брат Ралпачана, ставший монахом. Затем приближенный к царю министр-монах Ёндэнпал был обвинен в связи с царицей, после чего его убили, а она покончила с собой. Наконец, умер сам Ралпачан. Кто говорит — поскользнулся на ступеньке, кто утверждает — от болезни, а знающие историки пишут, что он был убит министрами-бойцами. Царем Тибета стал его брат Ландарма, яростный противник буддизма.

Ландарма принялся искоренять буддийскую веру и буддийские институты из жизни страны. Монастыри были закрыты, монахи разогнаны, переводческая и сочинительская деятельность пре- кращена. Эти гонения и последовавшие за ними разруха и разоре- ние красочно описаны в анонимном тибетском сочинении «Чжарунг-Кхашор» (Ок. XIV в. Чжарунг-Кхашор — тибетское название ступы Боднатх, находящейся недалеко от столицы Непала Катманду.), составленном в виде предсказания. Описание настолько типично для тибетской литературы данного периода, что я решилась привести довольно большой фрагмент.


Фрагмент вынесен на страницу «Чжарунг-Кхашор».

Правил Ландарма совсем недолго — до 841 или 842 г. Все-таки буддисты не вынесли нападок на их любимое учение. У людей кончились силы терпеть ураганы, пожары, бескормицу и другие проявления «распада соломенных снопов». И хотя шпионы царя говорили, что это происходит от распространения буддизма, мол, демоны гневаются, но было ясно, что, наоборот, причина горестей — в гонениях на буддизм. Тогда один монах, йог «по образованию», решил убить царя. Он сшил себе черный плащ с белой подкладкой, сел на белую лошадь, вымазанную сажей, спрятал лук и стрелы в широкие рукава и отправился в Лхасу. Когда он подошел к храму Чжокханг, оставив невдалеке коня, царь как раз читал надпись на стеле, стоящей перед храмом. Палдорчже — так звали этого монаха — стал пританцовывать перед царем, чем заинтересовал его. Царь обернулся, тут-то монах и поразил его стрелой в самое сердце. Ландарма упал замертво, а Палдорчже вскочил на коня и поскакал к реке. Когда он переплывал реку, конь отмылся от сажи и стал белым. Халат монах переодел белой подкладкой наверх. Поэтому, пока погоня искала всадника в черном халате на черном коне, Палдорчже благополучно скрылся.

Монах
Монах у молитвенных цилиндров

Буддийская традиция рисует Ландарму ужасными красками — как демона и чудовище. Рассказывают, что, во-первых, он любил водку, женщин и охоту. Во-вторых, у него были рога и хвост, за что его и прозвали Ландармой, т.е. Дармой-быком. Говорят, у него был черный язык и вообще он был сумасшедшим. А Палдор- чже буддисты очень ценят. Они даже пытаются примирить его поступок с буддийской моралью. Убийство живого существа в буддизме — огромный грех. Такое черное деяние порождает са- мые черные плоды. Карма от этого ухудшается страшно. В сле- дующих перерождениях человека, совершившего убийство не то что царя, а даже простой букашки, ждут непереносимые муче- ния. Да, признают буддисты, Палдорчже совершил черное деяние. Но плоды-то его — белые! Все-таки буддизм, как и всякая другая религия, может быть очень гибким.

Когда Ландарма умер, его младшая жена была беременна и вскоре родила сына Одерунга. Старшая жена тут же подобрала какого-то сиротку и объявила, что она тоже только что родила. Мальчик, которого назвали Юмтан, был вполне взрослым, но ведь на свете случаются разные чудеса. Одерунг наследовал трон отца в Цзане, а Юмтан был объявлен царем в области Уй. Две партии стали ожесточенно бороться друг с другом. Их сыновья и внуки продолжили разделение страны на свои вотчины. Образовались самостоятельные княжества — восточнотибетское, западнотибетское, уйское, цзанское и пр. Ослабление центральной власти привело к военным поражениям. В середине IX в. уйгуры заняли бассейн Тарима. Восстал Дуньхуан. Танский Китай за- воевал восточную оконечность Шелкового пути, тюрки-карлуки — западную. Тибетская империя пала.


Читать далее: «ТЕОКРАТИЗАЦИЯ ВСЕЙ СТРАНЫ».