Китай не создал сильной власти в Тибете. Держать там большую и дееспособную армию для цинского правительства было обременительно, и в китайском гарнизоне в Лхасе при амбанях обычно находилось от нескольких тысяч (в тревожные годы) до нескольких сотен солдат. Что они могли сделать? К тому же китайцы воспринимали жизнь в Тибете как наказание и ссылку, поэтому за два века там едва ли служили хотя бы несколько достойных и умных амбаней, заинтересованных в проведении какой-то осмысленной политики, — большинство из них были проходимцы, мздоимцы, глупцы и гордецы. Но! Как только Китай чувствовал, что в Тибете назревает кризис, чреватый угрозой для китайского сюзеренитета, он посылал туда армию и решал вопрос силой. Так было в 1720 г., когда в Лхасу вошли джунгары; так было в 1792 г., когда на Тибет напали гуркхи, и так было в 1910 г., после того как Лхаса в 1904 г. напрямую подписала конвенцию с Великобританией.
Один высокопоставленный китайский чиновник так сказал о требовании англичан, чтобы китайцы приказали тибетцам оттянуть свои войска из Сиккима (1887 г.): «Центральное правительство может обещать что угодно, однако при современном состоянии отношений между Китаем и Тибетом было бы совершенно невозможно выполнить эти обещания. Говорят о влиянии Китая в Тибете, но оно лишь номинальное, так как власть там осуществляют ламы. Центральное правительство может сдержать свое обещание, только послав туда большую и дорогостоящую экспедицию, что совершенно неприемлемо» [Lamb 1986, 147]. Однако когда дело касалось фундаментальных интересов Пекина в Тибете, он шел на такие «большие и дорогостоящие» экспедиции.
Вводу китайской армии в Лхасу в 1910 г. предшествовало много событий. Маньчжурские власти были чрезвычайно раздражены вторжением Великобритании в Тибет, а потом бегством Далай-ламы в Монголию. Все это недвусмысленно указывало на падение престижа Китая и ослабление его присутствия в Тибете. Британцы «нагло» ворвались в пределы Цинской империи, подписали там договор с ее вассалом и спокойно удалились. Далай-лама, вместо того чтобы просить защиты у «отца-императора», бежал куда-то за тридевять земель к его сопернику. Не отреагировать на это должным образом значило фактически признать свой уход из Лхасы. Нет, Пекин не мог пойти на это. Он начал многообразную деятельность. Во-первых, Пекин стал применять силу. В 1905 г. войска цинского правительства под командованием Чжао Эрфэна заняли восточные районы Кхама и начали потихоньку превращать их в так называемую «внутреннюю» провинцию Сикан, одновременно «убеждая» несогласных в правильности своих действий репрессиями. Чжао очень увлекся этим и иногда даже переусердствовал, выполняя приказы Пекина, т.е., попросту говоря, выходил из подчинения центральным властям [Shakabpa 1967, 227]. С тех пор он получил «славное» прозвище — «мясник Чжао».
Во-вторых, маньчжурские власти решили провести «административную реформу» с целью превратить наконец и весь Тибет в обычную китайскую провинцию. Между прочим, такую политику они стали проводить по отношению ко всем «своим национальным окраинам». Для этого нужно было немного — чтобы во главе Тибета стояли маньчжурские чиновники, чтобы на его территории действовали маньчжурские законы и ходили маньчжурские деньги и чтобы ламы вершили свои религиозные дела и не вмешивались в политику. Казалось, все это реально. Далай-лама — в эмиграции, и Китаю даже не надо никого смещать, а его возвращение возможно только на условиях, предложенных ему Пекином, т.е. быть лишь главой церкви. Такие предложения и были сделаны ему императрицей Цыси и императором Цзайтянем (девиз правления — Гуансюй) осенью 1908 г., когда он на обратном пути в Лхасу посетил Пекин.
Но не тут-то было. Ламы — самая образованная, активная, подвижная и организованная часть тибетского общества — не собирались мириться с нововведениями. А когда в 1909 г. в Лхасу вернулся Далай-лама, они стали бороться еще более яростно, почувствовав, что вновь обрели своего лидера. Им не уступали и крестьяне, ремесленники, аристократы. Тогда в 1910 г. китайские войска вступили в столицу Тибета. Как входит армия в сопротивляющийся город? Так вошла в Лхасу и армия «мясника Чжао». Министры сняты. Казна конфискована. Лавки разорены. Монастыри разграблены. Девушки обесчещены.
Далай-лама бежал в Индию.
Но надо сказать и о третьей сфере активности Пекина — это дипломатическая деятельность, в которой, как ни странно, играя на противоречиях между Великобританией и Россией, Россией и Японией, он вполне преуспел. В 1906 г. британское правительство, напуганное своей смелостью, а скорее, решительными действиями сторонников «сильной политики» Британии в Тибете, таких, как Дж.Керзон и Ф.Янгхазбанд, и не желая обострять отношения с Китаем, заключило с ним конвенцию, в которой признавало его сюзеренитет над Тибетом и брало на себя обязательство не вступать в контакты с Тибетом без участия Пекина. Англо-китайская конвенция и другие международные договоренности 1907 г. — конвенция между Великобританией и Россией, о которой говорилось выше, и русско-японское соглашение, в котором стороны признавали территориальную целостность Китая, — полностью развязали руки Пекину по отношению к Тибету. Аналитики склоняются к тому, что эти документы вернули ситуацию в Тибете к положению, существовавшему до 1904 г., и свели на нет все прежние попытки Англии и России включить Тибет в политический процесс как самостоятельную силу. Дж.Керзон назвал англо-китайскую конвенцию «в значительной степени отбросившей усилия английской дипломатии и торговли более чем на век назад» [Richardson 1962, 94].
Пожалуй, это правда. Великие империи решили дальнейшую судьбу Тибета практически без его участия. Вот почему Далай-лама, пробывший в столице Монголии Урге почти два года и много раз общавшийся с российскими представителями, не нашел там поддержки. Вот почему он не получил ни толики независимости для своей страны, когда в 1908 г. на пути из Урги в Лхасу встречался с цинскими императрицей и императором в Пекине. И вот почему Чжао Эрфэн после завоевания Кхама получил приказ отправить войска на Лхасу, которую они почти без всякого политического сопротивления со стороны Англии или России заняли в 1910 г.
Итак, в Тибете был установлен китайский военный контроль, который не только вернул Китаю прежние права сюзерена, но и намного их превзошел. После бегства Далай-ламы в Индию пекинские власти поспешили издать эдикт о смещении его с поста главы тибетского правительства. Памятуя о долгих трениях далай-лам с панчен-ламами, они предложили занять этот пост Девятому (Шестому) панчен-ламе, от чего тот, поразмыслив, отказался. Трения трениями, а имя, положение и, наконец, жизнь — дороже. Панчен-лама это понял, когда лхасцы стали забрасывать его грязью и «старыми носками», увидев сидящим с китайским амбанем в паланкине на месте далай-ламы [Shakabpa 1967, 237]. Тогда Пекин наказал тибетским монахам избрать себе нового далай-ламу, чем привел их в замешательство и возмущение. У тибетцев волосы на головах встали дыбом, притом что чуть ли не половина из них по законам монашества была брита наголо. Как можно искать перерождение человека, который спокойно пьет чай в Дарджилинге! Как можно просто предположить такую возможность, когда речь идет о великом святом!
Маньчжурские власти наверняка предприняли бы и еще какие-нибудь шаги. Но осенью 1911 г. в Китае началась революция, в конце концов свергнувшая в 1912 г. династию Цин и провозгласившая республику. В Лхасе произошли беспорядки. Китайским солдатам перестали платить жалованье. Если человеку с ружьем перестают платить жалованье, он с помощью этого ружья приступает к поискам пропитания, а вовсе не к исполнению служебного долга. Кроме того, среди китайских военных было много таких, кто поддерживал революцию. Стали происходить столкновения между китайскими солдатами и их командирами, между командирами и командирами, между всеми и вся и — главное — между китайцами и тибетцами. Началось восстание. Центральное правительство в Пекине ничем не могло помочь армии в Лхасе, и дело кончилось тем, что в 1912 г. китайские солдаты — те, что еще не разбежались и не погибли, — были выдворены из Тибета. Далай-лама вернулся на родину.
Между тем президент Китайской республики Юань Шикай немедленно дал понять, что революция нисколько не изменила отношение Китая к Тибету, Монголии и Восточному Туркестану и что Пекин продолжает рассматривать их как части Китайской республики на правах провинций. Правда, теперь это были лишь декларации, так как они не были подкреплены реальной силой. И все же китайское правительство, старательно продолжая играть роль тибетского патрона, гордо заявило, что возвращает Далай-ламе все его титулы. Далай-лама тоже гордо ответил, что не нуждается ни в каких китайских титулах и приступает к светскому и духовному управлению страной. Затем он издал обращение к своим подданным. Эти послание и обращение тибетцы считают своей Декларацией о независимости. В начале 1913 г. Тринадцатый далай-лама въехал в свою резиденцию в Лхасе — Поталу — как правитель Тибета. Так начался короткий период фактической независимости Тибета. Но не все так просто в этом мире — «фактической» вовсе не значит «юридической». В правовом смысле новое положение Тибета было оформлено позднее и совсем не так, как хотелось тибетским лидерам.
Почти сразу произошли события, охладившие пыл тибетцев, почувствовавших себя независимыми. В январе 1913 г. в столице Монголии Урге был подписан Тибетско-монгольский договор, декларировавший независимость двух стран. С монгольской стороны его подписал министр иностранных дел Монголии да-лама (главный лама) Рабдан. С тибетской стороны — Агван Доржиев, который до этого встречался в Индии с Далай-ламой и, по его словам, получил указания на сей счет. Приехав в Монголию, он «объявил о независимости Тибета, подтвердил свои полномочия на заключение договора между Тибетом и Монголией, а также заявил о намерениях начать переговоры о совместном протекторате России и Британии над Тибетом» [Shaumian 2000, 180]. Понятно, что это был демонстративный акт, которым наивные тибетцы хотели доказать свою независимость. Но их никто не поддержал. Договор вызвал настоящий переполох в международных кругах, небезразличных к тибетским делам. Признать его значило признать Тибет и Монголию независимыми, к чему ни Великобритания, ни Россия, повязанные разнообразными соглашениями друг с другом и другими странами (что говорить о Китае!), были не готовы. Все дружно обязались не признавать этот документ и не обращать на него никакого внимания. А чуть позже, на встрече с вице-королем Индии лордом Минто, был вынужден откреститься от него и Далай-лама [Shakabpa 1967, 232]. Так Тибетско-монгольский договор 1913 г. остался в истории неким юридическим казусом, а тибетцы поняли, что путь до независимости не так прост.
В сложившейся ситуации Тибет стал требовать проведения трехсторонних переговоров. Китайское правительство было против участия в них Великобритании, но после некоторого размышления согласилось, так как не хотело, чтобы Великобритания и Тибет, пользуясь слабостью Китая, пошли на заключение прямых договоренностей. А прецедент такой был: Внешняя Монголия, провозгласившая независимость в 1911 г., уже в 1912г. подписала с Россией соглашение без участия Пекина. Это было последнему неприятно. Нельзя было допустить, чтобы «процесс пошел». Поэтому осенью 1913 г. британский, китайский и тибетский представители собрались в городе Симле на севере Индии (ныне — столица штата Химачал-Прадеш).
Три стороны преследовали различные цели. Тибетцы хотели независимости, полной и безоговорочной, причем с присоединением к Тибету территорий вплоть до Кукунора на севере и Дацзянлу на востоке. Китайцы — такого же полного и безоговорочного признания Тибета частью Китая, причем с включением обширных восточных областей в собственно китайские провинции. Британцы — поддержания тибетской автономии, сохранения своих привилегий в тибетской торговле и достижения договоренностей в принципе. (Ни о какой независимости, предоставлявшей Тибету право устанавливать отношения с Россией, Францией, Германией и др., и речи быть не могло.) Чтобы сопрячь эти позиции и привести их к каким-то решениям, нужны были чрезвычайные усилия и тяжелые компромиссы. Тибет и Китай были не настолько сильны, чтобы навязать один другому свое видение проблемы, но .и не настолько слабы, чтобы согласиться с неприемлемым для них. Поэтому, в конце концов, победили предложения Великобритании. Тибет был поделен на Внешний и Внутренний. Первый составили территории, на автономию которых соглашался Китай (Центральный Тибет), а второй — те, которые он считал своими внутренними районами (Кхам и Амдо). Тибет и Англия признали сюзеренитет Китая над Тибетом, а Китай — автономию Внешнего Тибета. Китай получал право назначать в Лхасу своего амбаня с войском в 300 человек (не более), но воздерживался от участия во внутренних делах Тибета и выборах далай-ламы. Он отказывался от намерения превратить Тибет в китайскую провинцию. Британия обязывалась не вести аннексии тибетских территорий. 3 июля 1914 г. тибетский и британский представители подписали это соглашение, а китайский отказался.
«Ратификация конвенции в Великобритании и Тибете фактически отвергла притязания Китая на сюзеренитет над Тибетом, подтвердила независимость Тибета и его право заключать договоры», — пишет Цэпон Шакабпа [Shakabpa 1967, 256]. Как ни печально, но тибетский историк выдает желаемое за действительное. По Симлскому соглашению Тибет не получил правового статуса суверенного государства. Однако оно открывало новую страницу в его истории.
Неоформленная независимость Тибета